Она пришла на третий день. Нет, она, конечно, присутствовала на самих похоронах, держа за руку плачущю дочь, но это было как-то не по-настоящему. Сегодня она пришла одна. Вся в черном, с белыми розами на руках. Их было 34. Столько бы ему исполнилось, но теперь не исполнится никогда. Она пробирается все дальше, проходя среди серых и одиноких могил. Каштановые волосы снова идеально уложены, а мантия выглажена до неприличия. Но глаза. Глаза стали пустыми. Карие, но теперь холодные и отчужденные, стали стеклянными.Где же те глаза, в которых так недавно мелькали искорки счастья? Гермиона внезапно останавливается. Шипы роз безжалостно вонзаются в мертвенно бледную кожу рук. Но лицо не меняется. На нем нет ни единого намека на тупую, колющую боль, возникшую тотчас в руках. Ее взгляд прикован к надгробтю, где большими черными буквами значится: "Здесь покоится Джейн Элизабетт Грейнджер." Перед глазами Гермионы вновь проносится отголосок прошлого.
Август. Август 1997 года. Она возвращается в уже опустевший дом. А там, на столе, ее ожидает черный конверт, открыть который она боится, хоть и знает правду. Долго, очень долго. она смотрела на конверт, пытаясь пересилить себя. И вдруг. Одним рывком она вскрыла его. Хорошая черная бумага, золотые чернила. Все как принято. Все как она читала когда-то. А текст. Текст написан сухо, официально:
"Уважаемая мисс Грейнджер, мы с прискорбием и большим сожалением сообщаем вам, что ваша мать, миссис Грейнджер была убита в ночь на 17 августа 1997 года. Примите наши соболезнования.
Дальше шла подпись и просьба явиться на оглашение завещания. Но она так и не пришла. осознание пришло не скоро. Думать, разбираться, было некогда. Была война. Собрав вещи, она переехала в Нору, а дальше год скитаний и победа. Победа не надолго. Гермиона дернулась, заставив себя открыть глаза. Оказывается, она плакала. Постояв несколько минут около могилы матери, она двинулась дальше. Странная вещь время. Многие говорят, что оно лечит. Но лечит ли? Гермиону нет. Раны никогда не затянутся до конца, и будут болеть вечно. Лишь на время они утихают, и через некоторое время начинают болеть с удвоенной силой. Гермиона сжала розы сильнее, шипы несщадно вошли в кожу. Сжав зубы, девушка ловко обойдя несколько надгробий, по дорожке направилась к огорожденной могиле на конце кладбища. Наконец, Гермиона остановилась перед ветееватой калиткой, собранной из тонких металлических прутьев. Она аккуратно отворила дверь и тихо прикрыла ее. Белые розы, шипы которых вонзились в пальцы девушки, она положила на могилу, около надгробия. Из пальцев тотчас полились тоненькие струйки крови, но Гермиона не обратила на это нималейшего внимания. На надгробие значилось: "Альберт Росс. На долгую память от любящей невесты." По щеке девушки скользнула прозрачная слезинка, а за ней еще и еще. Она опустилась на траву, подогнув под себя ноги. В памяти, как назло, мелькал образ Альберта, его добрые глаза, его сияющая улыбка, его волосы. Девушка, не выдержав, разрыдалась. -Почему? Почему так рано?! Почему сейчас?! За что?!-голос начал срываться. Она уткнулась лицом в траву, бессильно стуча кулаком по сырой земле. И сколько времени прошло? Час, два три? Она не знала. Когда Гермиона подняла голову, уже смеркалось. Словно в трансе, она поднялась, отряхнув мантию, и пошла прочь. Глаза снова сали пустыми, пустыми на долгое время. Но навсегда ли?